Звезды Мавлютова

- Капитан Мавлютов слушает! - вырывалось из груди единым выдохом, так что окончание фразы сильно комкалось. А Мавлютов ошалело оглядывал дежурку, пульт, радар, дежурного радиста и шифровальщика, и лишь потом вешал на рычаги тяжелую эбонитовую трубку, бессознательно схваченную на выходе из сновидения.

В детстве Мавлютов, как и все ребята во дворе, хотел стать бандитом, но стал офицером космических войск, теперь уже ВВКО - войск военно-космической обороны. Сам бы, конечно, никогда не пошел, но батя заставил поступить в военное училище.  Мавлютов  был упрямым малым, но переть против бати не стал. Затаился молча, и  в четырнадцать лет шагнул за порог дома, чтобы больше не возвращаться.

Казармы сначала сильно бесили, потом не очень, потом привык. По окончании училища Мавлютова распределили почти на северный полюс, в космические, что совершенно его не расстроило - работа есть работа, скорее удивило. Дело в том, что почти каждую ночь Мавлютову снились звезды. Самые разные. Иногда он шагал по темному небосводу и собирал маленькие блестящие огоньки, складывал в карманы и развешивал на одежде. Иногда несся сквозь сверкающие небеса на громадных раскаленных камнях. Иногда плыл через густой и вязкий млечный путь, время от времени ныряя за светящейся звездой-жемчужиной. В училище Мавлютов не придавал этим снам особенного значения, некогда было. Однако, узнав о месте распределения, задумался, нет ли в этом знака?  А когда пошла строевая, окончательно убедился, что есть. 

Сны о звездах не оставляли Мавлютова и за полярным кругом. И особенно яркие и запоминающиеся случались перед присвоением очередного (а теперь вот и внеочередного) звания. Мавлютов полюбил звездное небо, как помощника и опору в суровой, в общем-то, службе. Он часто любовался близким северным небом, расшитым чудесным узором созвездий. Иногда ему казалось, что и небо смотрит на него, при том весьма благосклонно. Мавлютов тосковал нескончаемыми полярными днями, с трепетом ждал почти такой же длинной ночи. 

Свое легкое продвижение по службе Мавлютов связывал именно с благосклонностью звездного неба. Ему не нужно было хватать с него звезды, во снах они сами сыпались на Мавлютова в изобилии, и некоторые проступали на погонах уже в реальности.

Приказ о присвоении внеочередного воинского звания еще не пришел, но Мавлютов, как и все служащие части, знали, что он уже на столе и будет подписан со дня на день. Точнее с ночи на день.  Мавлютов беспокоился, очередная полярная ночь подходила к концу. Согласно своему неписанному уставу Мавлютов считал, что значительные события имеют позитивный выхлоп только если случаются под звездами. Бледное светило не внушало будущему капитану доверия. Как мог Мавлютов подгонял судьбу, по долгу смотрел в звездное небо, но ответом на его немые молитвы были только сны, в которых он уже носил погоны с четырьмя звездочками. Новое звание ощущалось столь реалистично, что, хватая спросонок немую трубку, Мавлютов представлялся капитаном. Но приказ все не приходил.

К середине марта Мавлютов сделался нервным. Он решил дать хлесткий щелчок плетью по уворотливой спине судьбы и обмыть звездочки до фактического их получения.

Сослуживцы отнеслись к этой идее с подозрением, но никто не отказался. Более того, майор Тормозов, благоволивший Мавлютову, согласился предоставить для этого дела собственную квартиру.

Сам Мавлютов был не слишком домовитым, потому подготовку праздничного стола поручил чипочнице Маше, да и жена майора Тормозова в помощи не отказала. К удивлению и радости Мавлютова стол получился богатый, как на свадьбе или поминках. Выпивки стояло много - это понятно, но и закуска не подкачала. Видать, Маша после того случайного перепихона все еще имела на Мавлютова виды, вот и старалась.

Весь вечер Мавлютов держался бодрячком, несмотря на то, что особенной привычки к возлияниям не имел, не прогибался под диктатуру холодных полярных широт и общую традицию офицерства. Однако в этот вечер нагружался Мавлютов, как говорится, в два горла, а водка все не брала. Только после очередного тоста, вокруг люстры засиял радужный ореол, а все поверхности, на которые падал желтый электрический свет, заискрились мелкими, как крупицы снега, звездочками. Мавлютов с восхищением озирал ломившийся от яств стол, своих веселых товарищей, даже брутальная Машкина красота вновь показалась ему притягательной, а про её рыбный салат и говорить нечего! Мавлютов придвинул к себе лохань этого майонезно-марковно-рыбного чуда и заявил, что отдаст его только с боем. За такую воинскую удаль подняли еще по стакану.

Когда и почему его взяли под руки и увели в соседнюю комнату Мавлютов не помнил. Он совершенно размяк и не имел сил даже расстегнуть ремень, больно сдавивший живот. И все же уснуть было тяжело, начинало мутить. Мавлютов собрал все силы и поднялся с дивана, цепляясь за скудную, но добротную мебель, дошел до окна и толкнул форточку, чтобы впустить свежего воздуха. Вернувшись на диван, Мавлютов обратился к черному квадратику ночного неба, глядящего в открытую форточку. Там виднелись звездочки и Мавлютов, как всегда, просил у них поддержки. Немые светящиеся точки постепенно умиротворили его, он закрыл глаза и уснул так крепко, что не проснулся даже когда его начало рвать. Плотные сгустки недопереваренного рыбного салат застряли в горле и Мавлютов быстро задохнулся.

- Какая красивая смерть! - восхищенно прошептал один из дежурных санинструкторов, вызванных из части для транспортировки тела в морг.

На общем фоне он и напарник выглядели почти трезвыми, но все-таки не сообразили перевернуть носилки ногами вперед, из-за чего вопила жена майора Тормозова:

- Ногами, ногами переверните! Он вернется, если головой нести!

- Хорошо бы, - пробухтел кто-то из гостей.

- Все, Галя, умер капитан, - успокаивал жену майор Тормозов. - Нечего вспоминать.

Крах

Никита много страдал, потому что делал неудачные вложения. Играл в МММ, вкладывался в ПИФы и ТРАСТы, торговал на бирже через приложение для Android, а как-то раз даже стал инвестором завода «Рено». Получил «инсайдерскую информацию» о том, что планируется строительство нового завода под Нижневартовском, продал свой Logan и купил ноль сколько-то процентов акций несуществующего предприятия. Три года жизни Никита посвятил игре. Тогда в винный магазин на первом этаже его дома поставили «столбик», в который нужно было закидывать пятирублевые монетки. И Никита закидывал. С упорством маттоида пихал в щель звонкие кругляки, бормотал что-то под усы, насыщая циничную бездушную машину. Надо сказать, что строго рассчитанная создателями аппарата удача иногда улыбалась Никите, и «столбик» опростовывался прямо ему под ноги. Никита жадно ловил цокающие по кафелю пятерки, выуживал их из грязных луж талого снега, набивал карманы, но близость винной торговли все равно не оставляла выигрышу шанса хоть чуть-чуть поправить Никитино благосостояние.

Еще год Никита жил одними сканвордами. Разгадывал, отправлял в редакцию и получал тысячу-полторы. Конечно, он пил. В третий день запоя обычно избивал жену и пропадал из дома еще дней на пять.

- Синдром географического бегства, четвертая стадия алкоголизма, - пояснял Никита сочувственно кивавшему участковому, когда приходил забрать заявление о пропаже.

Люда, несмотря на побои, припудривала синяки и шла писать заявление, стоило буйному Никите раствориться  во мглистом пространстве московской ночи. Где и как гудел Никита дальше, она не знала. Возвращался он всегда трезвый и смурной. Первым делом принимался заполнять все имеющиеся в доме емкости водой. Люда плакала и ругалась, потому что Никита не оставлял пустой ни одной кастрюли, так что даже щей сварить было негде. Трогать заполненную посуду категорически запрещалось, можно было схлопотать. Лишь однажды Люда набралась смелости и примотала спящего в кресле Никиту скотчем. Довольная своей маленькой победой она отправилась варить бульон и так увлеклась, что не услышала шарканье в коридоре. Обернувшись от плиты, Люда увидела Никиту, бледный как покойник, в холодном поту, он стоял на пороге и молча тянул к ней руки, не в силах протиснуть примотанное к спине кресло в узкий дверной проем.

Вася Ложкин. Отлюбил

Последнее время Никита дошел до пошлых вещей. Окончательно разочаровавшись в инвестициях, он просто брал кредиты и не отдавал. Опись имущества состоялась в его доме лишь однажды, дальше описывать было уже нечего. Судебные иски и предписания Никиту не страшили, потому что за всеми делами он так и не приватизировал квартиру, а раз жилья его лишить не могли, то и печалиться было не о чем. Изъятую бытовую технику он снова брал в кредит. Которую, рано или поздно, тоже уносили,  конечно, если Никита не успевал её пропивать.

Недавно решил его проведать. Перешел через двор, поднялся на этаж, толкнул пухлую дерматиновую дверь и вошел. Замки когда-то взломали приставы и Никита не запирался, только на ночь ставил перед ней табуретку с пустым чайником на сидушке. Налево от входа короткий коридор и кухня. В проеме виден Никита, подбородок у груди, ноги безвольно протянуты. Ну, нет – думаю. Слушать запойный бред неохота. Только повернулся уходить:

- Ну кто там топчется? – весело так кричит Люда откуда-то из кухонных недр.

Ладно, раз вдвоем пьют – еще ничего. Может, хорошее что-то случилось. Прохожу на кухню, так и есть – у раковины на полу пустая бутылка, на столе почти полная и закуска какая-никакая, хоть и поеденная. Отмечают.

- Что празднуете? – спрашиваю.

- Ыыыы, - Люда растянула губы и засветила блестящую керамику. – Вот, зубы вставила.

- Ого! Дорого, поди, вышло…

- Да. Никита кредит взял.

- А что? – вдруг очнулся Никита. – Всю жизнь по счетам плачу. Вот, хоть Людке должок верну.

- Ой, - Люда пьяно улыбнулась, погладила Никиту по волосатому предплечью и глаза ее замаслились.

- Садись, чо… Выпьем, - сказал мне Никита, не замечая ласк жены.

Никита разлил, выпили.

- Люд, поставь на стол что-нибудь. Человеку закусить нечем.

- Возьми в холодильнике. Тебе ж ближе…, - ответила Люда.

Он повернулся на табуретке, но не к холодильнику, а к Люде.

- Да, нормально всё. Не надо, - успел вставить я, но бестолку.   

Никита просто, наотмашь ударил Люду кулаком в лицо. На столе повалилась бутылка, сама Люда рухнула на пол, а зубы… кто хоть раз выбивал в боулинге страйк, поймет, как это выглядело. Аккуратные, белые, чистые все валялись посреди кухни. После мрачного мгновения тишины Люда заплакала. Никита тупо смотрел перед собой, голова его слегка покачивалась из стороны в сторону.

- Люд! - зычно позвал он. – Люд! Ну чо ты? Ну прости.

- Паашооол наахууууй! – ревела Люда. 

- Ну ладно тебе. Новые вставим. Не плачь, Люд.

Карп

- Говорит, он тиной пахнет! Во, дуреха, а! – Миша хохотнул, и поправил ремень безопасности, накинутый на ручник.

Мотор стучал и ревел, ветер свистал в щелях расклиненного отвертками бокового окна и в дырах прогнившего днища, но ни один из шумов не мог заглушить Мишин треп.

- Это все теща ее науськивает. Прикинь, говорит, я карпа не ем, в нем костей много. Во, дура, а! Как с таким умом до старости дожила. Ха-ха! Ну и что, что кости? Ты не клацай, кости вынимай, да мясо ешь! А карп – рыба отменная! Особенно если прокоптить. Да и в жарку, и на пару хорош. Блин, жрать захотелось. Глянь, что порубать есть?

Вася чуть тронул защелку и угловатая крышка отвалилась, открыв мрачный зев жигулевского бардачка. Под ноги шелестнула пачка бумаг. Вася стал было собирать.

- Оставь, там лабуда одна, - остановил его Миша. – Вон, кулек бери.

В руку Васе лег тяжеленький пакет. Нарезной, батон сырокопченой и складной нож с пухлой пластиковой накладкой в виде белки на рукоятке. Вася стал нарезать бутерброды. От тряски нож все время соскакивал и Вася прицеливался с запасом, так что ломти хлеба и колбасы получались в два пальца толщиной.

- О! Большому куску рот радуется! – сказал Миша, оглядев протянутый бутерброд.

Вася стряхнул с коленей крошки и убрал остатки батона и колбасы обратно в бардачок.

- Мне Ленка сказала, ты хандришь вроде, - Миша хрипел от проглоченного в сухомятку бутерброда. – Я ведь ее давно знаю. Нет, ты не думай, у нас ничего не было. Просто, в Калитне жили по соседству. В школу одну ходили. Она хоть и младше, на десять лет, а я помню, как доставать умеет. Мать ей не одни грабли об спину измочалила. Ха-ха! Всегда в хозмаг приходила и два черенка покупала – один, чтоб грабли насадить, другой для Ленки. Конечно, с таким характером кому хочешь мозг расклюет. Да, я средство знаю. Съездим мы с тобой в Химки, на улицу Бутакова, там, в подземном переходе такие королевы стоят – ох, ё! Я сразу понял – ты верный. Но это как лекарство надо, принял и всё! Так что не кисни. Грамотный левак укрепляет брак. Проверено. Все лучше, чем снулым ходить, это ж - не жизнь. Двигаться надо. Все равно она заставит. Вот я, машину последний раз водил в восемьдесят девятом, в армии на МАЗе ездил, а сейчас для работы понадобилось, купил таз за триста баксов и опять за руль. Блин, поздно мы выехали. Ничего,  пошутсрим, еще и у костра посидеть успеем.

Миша свернул на проселок. Солнечный диск стекал за верхушки елок, размазывая по небосводу красное.

- Веревку притащи. В багажнике, - Миша развернул палатку и  вбивал колья в землю.

Пока Вася возился со спутавшейся веревкой, купол палатки поднялся невысоко над поляной, а Миша раздувал костер.

- Положи обратно, - Миша кивнул на комок в Васиных руках. – Другую нашел.

Костер уже потрескивал у входа в палатку, компрессор тарахтел, надувая резиновую лодку.
Миша взял удочку и кирзовую рыболовную сумку.

- Идем, пока дно посмотрим. 

Серые досочки гуляли и скрипели под ногами Миши и Васи. Помост извивался и  слегка завинчивался между гнилыми опорными столбами, торчавшими из воды. Когда дошли до конца Вася оглянулся, костер, палатка и машина стали маленькими. От темной поверхности воды отрывались редкие перья тумана и медленно скользили к берегу. Миша нацепил на леску тяжелое грузило, взмахнул удочкой, тихий всплеск раздался далеко от помоста. Миша, не торопясь, крутил ручку катушки.

- На кончик смотри, должен вниз пойти. Во! – Конец удочки заметно изогнулся. – Вон там яма значит. Карп ямы любит, залегает и поди вынь его.

Миша оглядывал берег в поисках ориентиров.

- Как на лодке пойдем, прикормим. Чую, если с приманкой угадал, хорошего выну. Место подходящее.    

Весло мягко копнуло воду. Словно шрамы, за лопастью протянулись две тонкие ниточки и растворились невесомыми пузырьками.

- Ага, вот тут притормози, - Миша зашуршал пакетом. – Теплая еще. Перловку сварил и кукурузы подмешал. Он это дело любит. В прошлый раз на арахис хорошо брал, но я повторяться не люблю.

Вася смотрел как серые комки исчезают в глубине.

- С приманкой главное не переборщить. А то он налопается и на крючок вообще не поведется. Тут вся соль, чтоб мелких рыбех, которые пошустрее, накормить, а крупного карпа голодным оставить, чтоб он только запах почуял и со дна поднялся. Понял суть? Большой карп сам тебе в руки не пойдет, его добывать нужно. Ну, погребли.

Стало совсем темно, только черное небо без звезд наверху и черная вода внизу.

- За тот край держи. Да, не так! Запутаешь! – Вася никак не мог совладать с тонкими нитями сети, пальцы не слушались, сеть путалась, цеплялась за пуговицы одежды. – Ага, расправляй. Давай забрасывать. Вон туда, от себя подальше, на три. Раз, два, три!

Сеть плавно опустилась под воду.

- Порядок. Если что, рыбнадзор там, сеть не наша и всё, чья не знаем. Понял? Но ты не бэзай, они ленивые, меня ни разу не ловили. Завтра на рассвете поднимем, все в багажник уложим и сидим на бережку с удочками. Здесь рыбное хозяйство, так что улов будет. Считай, двести долларов за ночь заработаем. На рынке меня хорошо знают, примут без вопросов. Давай весло, обратно я погребу. 

Костер горел невысоко, но жарко, Вася с удовольствием протянул к нему промокшие ноги. Рядом с ним на траву упала бутылка водки и упаковка пластиковых стаканов.

- Разливай пока, а я стол замучу, - скомандовал Миша и заметался от машины к костру, как пинг-понговый шарик.
 
Когда хрустнула акцизка, стол из запаски, накрытой листом картона, был уже готов, Миша вскрывал консервы.

- Как Христос босиком прошелся, - Миша погладил грудь и посмотрел в опустошенный стакан. – Как это ты говоришь, смерти нет? Ты, давай, это заканчивай. Мне Ленка сказала, мол, боится за тебя, что ты с собой что-то сделать можешь. А жить-то надо. Думаешь, у меня таких мыслей не было? Э, брат! У меня мать умерла, когда мне восемь было… А вообще, причину каждый найти может. Только зачем? Плохо, когда интереса нет. Занятия кого-то. Не работы, а для души. Тут главное руки не опускать. Это как в детстве, на уроке труда табуретку сделаешь, домой принесешь, отец руку пожмет, по плечу похлопает, и сразу себя человеком чувствуешь. Сам попробуй, сделай что-нибудь. Чтоб самому понравилось. Да, причем тут табуретка! Задачу поставь и выполни. Думаешь, почему я карпа ловить люблю? Потому что это дело хитрое. Место найди, снасти приготовь, приманку подбери, выследи его и достать попробуй. Это тебе не карасик! Карпа перехитрить, победить нужно. Нет, конечно, можно купить наживку специальную, эхолотом дно прочесать. А что? Эхолот сейчас за копейки взять можно! Да, так не интересно. Вот про что я. Получается, всеми этими примочками ты его как будто загоняешь, и бьешь наверняка. А ты своим умом попробуй, сноровкой, вот тогда себя зауважаешь!  Ты скажи, если я тебя гружу. Не стесняйся. Мне ведь, это тоже не особенно надо. Просто, Ленка попросила. Получается, я тебя должен как бы в семью вернуть, ха-ха! А я так считаю, побудь на свежем воздухе, на стороне погуляй и как новенький будешь! Стоячая-то вода быстро тухнет. Парень ты хороший, но растрястись тебе нужно. Как не поможет? Да ну, завязывай!  Как так - смысла нет? Ну, брат, с такими мыслями тебе только в ил зарыться, ха-ха! Давай-ка, еще по одной, а то заболтались.

Миша угомонился также проворно, как делал всё. Во сне он стал совершенно незаметным, его храп не разносился по поляне, не раздувал стенок палатки, он не ворочался и не бормотал. Миши, как будто, вовсе не стало. 

Вася подошел к воде. Ночные тучи посветлели, воздух стал серым и влажным. Улегшись на мостках, Вася стал слушать. Тишину постепенно разбавили плеск воды, комариный звон, шуршание осоки, лягушачьи трели. Вася лежал на прохладных досках, впитывая в себя звуки и ощущения. Ветер накатывал неспешными, мягкими порывами, призывно гудел под мостками. Плеск воды становился тревожным и нетерпеливым. Вася встал, быстро разделся и пошел к окончанию мостка, там он снова улегся, на самом краю так, что макушка торчала над водой. Кожу обжигал холодный воздух. Вася чувствовал как во всем теле, по сетям капилляров и каналам вен струится горячая кровь. Он повернул голову набок, и она быстро сплюснулась, нос и губы потянулись вперед, Вася хотел моргнуть, но веки уже пропали. Все тело как будто склеилось, превратилось в желе и снова начало твердеть. Органы, кости, мышцы свалялись в ком, который снова стал распускаться, постепенно перестраиваясь в новую структуру. Вася горел изнутри, его кололо и резало, рвало и тянуло. Он хотел закричать, но рот бесшумно открывался и закрывался. От боли Вася извивался, бил хвостом по доскам, пытался вывернуться, перепрыгнуть через шею, холодный воздух жег жабры. В отчаянии Вася делал рывок за рывком, мутнеющим взором он видел край помоста, но было слишком далеко. Доски под его телом задрожали. Из серой пелены нарисовалась фигура человека.

- Ох, ни хера себе! – Миша ловко подхватил карпа под жабры. – Вася! Вася! Где ты там, просыпайся! Слышь, а ты, оказывается, удачу приносишь, ха-ха! Это ж никто не поверит, такой бегемот сам из воды выбросился. Слышь! Ну где ты?! Вася! Короче, считай – твоя добыча. Да, где ты там?!

Карп нервно дернул хвостом, и чуть было не выскользнул из Мишиных рук.

- Эх, карпуша, отплавался, - Миша сел на корточки, прижал рыбу щекой к доскам, так чтобы тело не касалось помоста, и резко надавил, переломив карпу хребет. – Вот Ленка порадуется…