На дембеле все тоже поначалу
неплохо складывалось. Вернувшись в родной Серпухов, Вася погулял как полагается
и пошел на литейный завод устраиваться, как говорится, по специальности. Завод,
вроде ничего так, 90-е пережил. Его сразу какие-то москвичи купили, хотели
возрождать производство. Без госзаказов-то цеха стояли. Вот, москвичи и хотели
перевести Серпуховский литейный на рыночные рельсы. Так что Васю взяли без
разговоров, как перспективного литейщика. И правда, дело вроде двигалось. Ланзадоров
опять быстро вырос. На этот раз до мастера литейного цеха. И опять был
счастлив. Опрокидывать чан с расплавленным чугуном казалось ему, если и не
лучшей судьбой, то по крайней мере очень хорошей. В бурлящем сплаве Васе
чудилось его личное солнце, центр вращения, все золото жизни. Поэтому в цех он
шел, как те персонажи советских фильмов – красивые, белозубые, сильные
вальщики, трактористы, монтажники. Шел с улыбкой, в предвкушении трудового дня,
а выходил удовлетворенный, усталый, но все еще полный сил. По выходным, а
иногда и на буднях, зажимал девок, валил на скрипучие кровати, перегибал через
поручни беседок в городском парке, сажал на подоконники в подъездах, задирал им
ноги к потолку и… никаких этих сопливых… Вася уставился в Людину макушку. Пробор
белый и уже широкий, волосы сто раз перекрашены, не поймешь какого цвета. Вася
вздохнул. Люда, видимо, истолковала это как близящейся катарсис и начала
наращивать скорость и глубину захвата. Но какой там! Вася уже давно трахался
только со злости.
Началось это, когда в москвичах
угас меценатский энтузиазм. Завод снова бросили. И подбирать, кажется, уже не
собирались. Цеха опять закрывались, печи гасли. Вскоре Ланзадорова вызвал
директор. Вопрос стоял очень просто: либо под сокращение, либо снова простым
литейщиком. Вася, конечно, пошел литейщиком. Тщеславным он никогда не был, но и
пренебрежения своим трудом не терпел. Дело было не в должностях. Просто он
резко ощутил, что солнце его гаснет. Над ним заходила темная непроглядная туча,
разогнать которую Ланзадоров был не в силах.
Вася не уставал дивиться, как
быстро истлевают вещи, гораздо быстрее чем люди. Живая махина завода загибалась
прямо на глазах. Скоро от всего производства осталось только два литейных цеха.
И те за внешний вид заводские шутники прозвали Хиросима и Нагасаки. Вася
трудился в Нагасаки, потому что там дела были совсем плохи. Видать, начальство
прикинуло, что без Ланзадорова цех сам собой загнется. Бригада раздолбайская,
оборудование аварийное, кто-то должен был за этим приглядывать. А самому
начальству не досуг. После того как слились спонсоры, директор завода и
бухгалтер заботились только о том, как бы сдать в аренду заводские площади. На
собрании обещали, что аренду дадут только под профильное производство, мол,
тогда и работягам что-то обломится, по крайней мере, сокращений больше не
будет, а может и наоборот – новые рабочие места появятся. Но это все только на
словах и осталось. Снимали в основном под складские помещения, какие уж там
рабочие места? Вот директор с главбухом целыми днями ходили по территории с
планами и бумажками, шептались о чем-то и пометки делали. И вроде нормальные
мужики, раньше на заводе их уважали, а теперь, завидя эту парочку, говорили:
- Идут два друга – говно и
творог.
И отворачивались. Хотя и сами-то
работяги ничем не лучше. Ползавода на металлолом растащили. Вася этих
металлистов ненавидел. С половиной бывших друзей здороваться перестал. И
поделать ничего не мог. И с каждым днем все хуже становилось. Гнил завод и
сверху, и снизу. Да, чего говорить! Вон, Людка – в отделе снабжения работает, а
до сих пор в общаге. Сразу ясно какие дела на заводе, если люди на самых
хлебных должностях и то мыкаются. Люда. Хорошая она баба. Дура, конечно, но
как-то Вася прикипел к ней. Возраст может? Сорок лет, вроде и не много, а прыти
той уже нет. Да и как ни крути, на Люду жаловаться грех. Она ведь от всей души.
Помочь старается. Трепалась бы только поменьше. А лучше – по делу бы. Ведь, у
нее когда рот не занят, она как диктор в телевизоре. И несет такую же чушь.
«Тебе, - говорит. – Василий, горизонты расширять нужно. Настраивайся на
позитивное мышление. Страна сейчас на подъеме. И ты подняться сможешь. Бизнес
план составим. Свой стартап, понимаешь? Государство сейчас малому бизнесу
помогает. Кредит возьмем… Главное, с начальством диалог наладить». Вася вроде и
соглашался, только все эти слова какими-то чужими казались. Каким-то эхом на
дне ущелья звучали – не внятные, размытые и как будто чертями нашептанные.
Правда за ними была. Понимал Вася – под сидячую жопу портвейн не течет. Да,
разве он когда сидел?! Всю жизнь вкалывал и еще лет двадцать мог бы. Ему, ведь,
только дай! Как говорится, к станку поставь. Он любой китайской фабрике фору
даст по выполнению плана. Только где это место, куда ему встать? Нету. Фронт
закрыт, все ушли в райком. «Диалог наладь»! Вася при воспоминании об этой фразе
аж зубами скрипнул, встать дернулся, забывшись. Люда поперхнулась слегка.
Диалог как раз у него был. Сегодня. Начальник вызвал. И опять все очень просто.
«Нерентабельное у нас производство, - говорит. – Полтора месяца на исполнение
текущего заказа, потом закрываем цех на неопределенный срок. Бригаду в отпуск
за свой счет». Вася и говорить ничего не стал, вышел из кабинета, дверь за
собой не закрыл. Со смены прямо к Люде. Нужна была отдушина, а она опять за
свое – горизонты расширять.
Вася разрядился со сдавленным урчанием.
Люда сразу ушла умываться. Ланзадоров отвернулся к стенке. Когда Люда вернулась,
притворился спящим. И так лежал с закрытыми глазами, пока она, наконец, не
привалилась к нему своим большим и теплым телом и не засопела. Потом открыл
глаза и смотрел в темное окно. Все казалось предельно ясным, завеса, которую
Вася привык считать своей жизнью, упала. Полотно истлело и рассыпалось,
осталась только одна неказистая рама, с тьмой и снегом внутри. Вот так, не
думая и не ворочаясь, он пролежал почти до утра и впервые в жизни проспал на
работу.
В цех Вася решил не возвращаться.
На фига ему нужен этот последний месяц? Ну, полтора! Только душу травить.
Поэтому с проходной он свернул направо, туда где все еще располагался отдел
кадров. «Напишу заявление и скачи оно конём! – думал он. – Заказ и без меня
доведут! А я… подамся на Урал что ли? Все равно, туда где производство есть». Вдруг
его окликнули:
- Ланзадоров! Василий! – кричала с
проходной бабка Матвевна, зябко запахивая полы синего халата. – Тебя ж в цеху
ждут! Час уже! А ты куда?
- Кто ждет? – крикнул в ответ
Вася.
- А я знаю?! Наш с еще каким-то!
– Матвевна махнула рукой и скрылась в своей будке.
Вася мысленно плюнул. Что еще
надо? Первый раз в жизни увольняется, и того спокойно сделать не дадут.
Васю и правда ждали. Перед входом
в литейный цех топтался директор завода и с ним еще мужик. Вася бегло оглядел
его: высокий, сухощавый, небольшие очечки, не молодой и не старый, черное
пальто, папка подмышкой.
- А вот и он! Трудовая дисциплина
у нас вообще-то на уровне, - директор говорил несколько суетливо, как будто
заискивая. – Так что вот, познакомьтесь. Это Василий Ланзадоров, наш лучший
литейщик.
- Козин, - мужик протянул Василию
руку и добавил. – Аркадий.
- Да, такого мастера как наш Василий
по стране поискать нужно! – говорил директор. – Вы ему сразу, как говорится,
задачу обрисуйте.
- Может, войдем? – Козин кивнул
на дверь цехового помещения.
- Давайте, сюда, - директор
открыл дверь подсобки, которую давно превратили в курилку и пропустил Козина
вперед.
Когда он вошел сам, то,
наверняка, разочаровался в собственном выборе переговорной. Вчера там явно пили
и не трудились выходить на снег за малой нуждой. Козин брезгливо озирался,
директор нервно переминался с ноги на ногу. А Васе было тупо все равно.
- Вы не смотрите, что у нас так…
На качестве продукции это ни как не отразится, правда, Василий? – директор
подтолкнул Васю в бок.
- Какой еще продукции? – Вася пер
как локомотив в бездну определенности.
- Так вот,
господин Козин к нам не с пустыми руками…
- Да-да, - Козин открыл свою
папку, вынул чертежи и протянул Васе. – Думаю наладить производство вот таких
агрегатов.
- ЧТ-1? – прочитал Вася заглавие.
- Чугунная топка, - пояснил
Козин. – Конечно, идея не новая, производство есть. Думаю, это даже хорошо. Но
я кое-что изменил в конструкции. Вот видите, здесь…
Козин тыкал пальцем в чертеж и
объяснял. Вася его не слушал, он уже все увидел и все понял по схеме. К тому
же, Козин говорил хоть и уверенно, но как-то дергано. Видно было, что в деле он
новичок. Главное для Васи было не это. Главное он слышал голос энтузиаста,
увлеченного собственной идеей. И сам он заражался этим энтузиазмом. Загоралось
новое солнце. Мысленно Ланзадоров уже видел как расплавленный металл
разливается по нужным формам, прикинул оптимальный сплав и ясно представил,
какой будет эта ЧТ-1 в сборе. Видел ребристые стенки из толстого чугуна, плотно
подогнанные друг к другу, видел как такая топка будет работать дальше, сколько
потребуется времени на прогрев стенок и как долго можно будет в ней
поддерживать температуру. За пять минут переговоров Вася задышал и воскрес.
Перед ним стояла задача и он хотел ее решить. От наплыва чувств Вася даже не
заметил, что Козин прощается. Только ощутил его рукопожатие.
- Василий! Вася! – донесся до
него голос директора. – Что, погодим
пока цех-то закрывать, а? Я пойду, провожу товарища, а ты ко мне поднимайся,
дождись, потрещим по-свойски.
- Да… Я только… сейчас, - наплыв
новых переживаний толкнул Васю вперед, он выскочил из курилки раньше директора.
Почти бегом примчался к
административному зданию, влетел на второй этаж, пихнул дверь отдела снабжения.
В рассохшемся кабинетике сидели Люда и Тамара – бухгалтерша.
- Тома, выйди! – сказал Вася.
- Чего это? – удивилась Тамара,
за щекой у нее выпирала сушка, в руке чашка чая.
Вася не ответил.
- Ну ладно, - внимательно
посмотрев на Ланзадорова, Тамара сочла за благо не перечить, треснула сушку и
шмыгнула в коридор.
- Вась, ты чего белены объелся? –
Люда удивленно лупала на него глазами.
Вася покрепче прижал дверь, резко
щелкнул шпингалетом и шагнул к Люде.
- Может, случилось что? – Люда
встала ему на встречу.
Вася, как рысь бросился на
оторопевшую бабу, завалил на стол, задрал юбку, одним мощным рывком сорвал
сатиновые трусищи. Он кипел, как тот самый чан в литейном цеху, и жар его
сшибал и валил любое препятствие с такой бесповоротной мощью, что Люда отдалась
ему, как стихии. А Тамара боязливо крестилась, припадая ухом к двери.
